Александра Урсуляк: На голой земле русского театра начинают прорастать новые имена

В сентябре Красноярск стал одним из городов, куда Александра Урсуляк, актриса театра и кино, привезла авторский проект «Хорошие песни»: в нем артистка объединила важные композиции, которые сопровождают ее жизнь. В интервью «Деловому кварталу» Александра рассказала, почему появился этот моноспектакль и чему он может научить зрителя. А еще в этом интервью — мысли о том, каким она видит современный театр в России, как цензура влияет на искусство и в чем его главная сила.

Ваш проект «Хорошие песни» позиционируется как музыкальный стендап — можно ли считать его новым форматом для сцены?

— Поскольку мы живем в периоде, когда можем синтезировать новые жанры из уже существующих, думаю, что «Хорошие песни» — гибрид чего-то старого, в итоге образовавший нечто актуальное. Здесь мы видим элементы стилизованного в ретро-манере концерта, творческого вечера и стендапа, поэтому выходит такое комбо.

По сути этот проект — масштабное осмысление прошлого. Как вы пришли к тому, что прошлое для вас стало не чем-то ранящим, как для людей часто бывает, а чем-то поддерживающим и теплым?

— Просто я так устроена: пока не понимаю «почему», то есть пока все логические связи не будут определены и понятны, я не могу просто пойти и чего-то сделать.

Мне во всем надо разобраться, черт подери. И в том, из чего я состою, тоже. Пока все для себя не решу и не пойму, не смогу двигаться вперед качественно.

Для меня это было важно: как жили мои бабушки и дедушки, почему мои родители стали такими, как они стали? Почему меня воспитывали так, а не иначе? И было необходимо на все это ответить, чтобы продолжать свою жизнь, наладить контакт с родителями и воспитывать своих детей, ориентироваться в современном мире.

Почему не выбрали формат драматического спектакля или мюзикла, например?

— Мне хотелось сделать что-то персональное, потому что был именно такой запрос. Но для этого нужна программа. Честно говоря, с ее созданием я тормозила года три-четыре, а потом поняла: «Все, момент настал». Но даже когда определила, что и о чем буду говорить, задачу написать сценарий мучительно откладывала месяца полтора. А как-то летела в самолете откуда-то из Сибири, и там руку понесло, будто с горы на санях катишься. С этого перелета я вышла буквально окрыленная — и с готовым сценарием.

Что нового о самой себе открыл этот проект для вас?

— За 20 лет в профессии я стала стреляным воробьем и думала, что сильно удивить меня уже нечем.

Но на самом деле, когда находишься один на один с залом, существуешь в разных жанрах, рассказываешь о себе и нет персонажа, за которого можно спрятаться — это требует времени и освоения такого навыка. На первом спектакле я думала, что у меня сердце выскочит: ужасно волновалась, потому что для меня это была неосвоенная территория и абсолютно новый шаг.

Теперь я считаю «Хорошие песни» этапом артистического взросления, потому что когда ты один полностью держишь представление на полтора часа — мне кажется, это все-таки признак зрелого артиста.

Как вам работа с тем состоянием, когда нет образа и чужой истории, а есть только свое? Каждый раз неизвестно, как зритель отреагирует и как потом оставаться с этой реакцией.

— Это меня не так пугает, потому что я достаточно прозрачная для этого мира. Не скрываю ничего такого, из-за чего было бы дискомфортно общаться со зрителем. Не говорю того, чего нет. Но общение с залом сиюминутное и живое, поэтому концерт каждый раз получается абсолютно разным.

Конечно, есть точки, откуда мы идем, где взлетаем и к чему приходим. Но я ведь говорю об очень простых общечеловеческих вещах, поэтому здесь у меня нет сомнений.

В «Хороших песнях» вы говорите о том, что нас много чему учат, но не тому, как любить другого человека. Вам удалось нащупать эту формулу?

— Во всяком случае, я несколько разобралась с этим вопросом. Самое удивительное для меня вот что: если я вам скажу 443 умножить на 3158, вы не сильно испугаетесь. Столбик нарисуете и хотя бы приблизительно посчитаете. Вы потратили одиннадцать лет жизни, чтобы не пугаться этих расчетов.

Человеческие отношения — точно такая же математика, но ей нас почему-то не обучают. Там тоже свои опорные точки и понимание, что у каждого человека есть набор потребностей. Если они не закрыты более-менее гармонично, человек несчастен. Чтобы двое были счастливы, они должны вместе равноценно эти потребности закрывать, вот и все. Это не так сложно, если какое-то время посвятить изучению вопроса. Мы сами себя-то на троечку понимаем, да еще и в отношения или браки входим с закрытыми глазами, строим семью настолько вслепую, совсем не понимая: что такое этот человек, чего он хочет, а что хочу я.

У нас большая невежественность в этом смысле и единственная панацея, которую придумали — терпение. Но мне кажется, можно иначе и более цивилизованно все это делать. Только учить этому у нас пока считается необязательным, будто все само собой разрешится. А зачем тогда нужны мозги человеку? Зачем их выключать? Ну, можно иногда, но не все время же.

Каким вам изнутри видится современный театр? Что в нем намечается, а что уходит?

— Думаю, мы сейчас находимся в начале новой эпохи в русском театре.

Своими глазами видим некоторый закат одного периода, но когда что-то заканчивается, приходит другое. Пока это только зерна или ростки: еще не показались на поверхности, но продираются потихоньку.

Мне кажется, лет 20-25 назад я застала завершение предыдущей итерации русского театра. Очень хорошо помню: я поступила в институт, и мы все время ходили в театр, чтобы формировать насмотренность — тогда можно было погибнуть там от скуки, от того, что ничего не происходило, и это был распад. Проходит буквально три-четыре года, и вдруг — вспышки новых течений.

Появились Серебренников, Бутусов, Гришковец, пришли молодые режиссеры — и проявился качественно другой взгляд на театр. Современные пьесы, документальный театр, вербатимы... Сейчас никого из этих мэтров нет: кто умер, кто уехал. Осталась голая земля, но на ней сейчас произрастают новые имена, которые принципиально по-другому подходят к театру, вызывают к себе других артистов и другого зрителя.

Есть ли у вас «проект мечты», который вы еще не воплотили, но очень хочется?

— Наверное, нет. На самом деле даже и не сказать, что я прямо мечтаю все время что-то играть.

Вы не из мечтателей?

— Очень даже люблю помечтать! Просто все время хотеть играть немногие артисты вообще могут. Может быть, меня сейчас другие вещи привлекают в жизни. Поэтому не сказать, что я мечтаю о еще каком-то невероятном взлете в моей театральной жизни: он, может, и случится, но на самом деле это зависит от режиссера, а не от актера. Для меня театр сугубо режиссерский. Будет режиссер — будут спектакль и роль. А я сама по себе материал. Для меня смысл спектакля важнее, чем исполнение, скажем так.

Откуда у вас душевные силы, чтобы столько всего совершать? Играть в театра, сниматься в кино, гастролировать с монопроектом — и на все это себя находить.

— Знаете, по крошечкам дома нагребаю, и каждый день с чем нагребла — с тем и выхожу. А что делать-то? Есть обязательства, которые ты не можешь отменить. Нужно очень хорошо понимать: если ты на какое-то время уходишь, и без тебя справляются, то обратно ты можешь не вернуться. Поэтому либо выходишь из этого поезда, либо едешь как-нибудь.

Вы определили для себя, зачем вам дали «рупор искусства», о котором вы говорили в одном из интервью?

— Чтобы зарождать в людях свет. Утешать, вдохновлять, давать силы. У меня самой были случаи, когда театр буквально излечивал, вытягивал меня по-настоящему, без дураков.

В силу искусства я верю и знаю по отклику зрителей — все это не бессмысленно. Мы и так все без света сидим, поэтому его точно нужно зажигать. Есть отдельные персоны высокого искусства, которые могут совершить великие вещи сродни волшебству.

Вот что делает Курентзис? Он же не просто музыкой занимается, а хирургией человеческих душ. Такие люди есть и в театре, и в кино.

Давайте назовем спектакли, куда зритель может прийти и прикоснуться к этому высокому искусству?

— Можно поехать в Санкт-Петербург, прийти в театр БДТ и посмотреть то, что делает Андрей Могучий. Скажем, «Холопы» или «Материнское сердце». Еще могу сказать о книге, которая недавно поселила во мне много классных мыслей — «Выбор» Эдит Евы Эгер.

Есть ли смысл цензурировать искусство?

— Это сложная дискуссия, но нужно точно понимать, что мы называем искусством. В этих формулировках можно запутаться и выдать одно за другое. С одной стороны, у нас сейчас принято очень прицельно смотреть, о чем говорит искусство, и сильно его цензурировать. Но при этом абсолютно не ограничивать телевидение, хотя по воздействию оно явно ощутимее.

Мне кажется, все-таки искусство — такой тонкий-тонкий слой какой-то чистейшей сыворотки, буквально сусальное золото, и туда не надо лазить. Не нравится? Не смотри, выйди, не ходи, выключи. На этом уровне цензурировать может каждый. Но заниматься этим все время...

Никто же не хочет просто высказать свое мнение — все хотят им воспользоваться как инструментом. Но я как-то иначе устроена, поэтому мне кажется, пользы от этого мало. Цензура разрушает живой огонь работы искусства.

Что важнее для того, чтобы быть настоящим творцом: любовь зрителей, признание профессионального сообщества или закрытие собственных амбиций?

— Может быть, ничего из этого и не обязательно — просто надо хотеть что-то сделать. Не для того, что самореализоваться или понравиться кому-то. Если ты творец, ты не можешь не сделать. Но в итоге все должно быть максимально гармонично, потому что если какого-то элемента не будет, выйдет болезненная история.

Если много делаешь и это признают в сообществе, а зрителю совершенно не нужно — наверное, это плохо. Если зритель очень любит, чем ты занимаешься, и сам очень хочешь себя в этом реализовать, но при этом в профсообществе это вызывает недоумение — тоже не очень хорошо. Когда тебя все любят, но ты не хочешь себя реализовать — это странно, наверное. Все должно быть в равномерном состоянии, иначе это будет сложное существование. Но стремиться к гармонии тоже не обязательно, не все это любят.

То есть сейчас мы отходим от того, что искусство должно быть на разрыв аорты, очищающим и освобождающим?

— Я согласна, что оно должно быть очищающим, обновляющим.

Но искусство не обязано быть легким: творец может сталкиваться со сложными ситуациями, погружать в них зрителя, вести с ним острый разговор. Искусство должно быть и сложным, и болезненным — нельзя все время жить в розовых очках. Но глобально путь очень простой: в любом искусстве важно найти точку правды.

И ее мгновенно все считывают, если она есть. У нас проблема в том, что сейчас антиправдивый мир, много подмен и увертываний, поэтому вопрос правды стоит остро.

Иллюстрации для материала предоставлены Александрой Урсуляк

Больше о культурных событиях Красноярска в этих материалах:

Наталья Сипетая: Ярмарки искусства — трансфер смыслов и центр бизнес-идей

Как красноярские художники продаются на федеральных ярмарках и куда ехать в поисках актуального искусства в 2024 — в колонке Натальи Сипетой, основателя красноярского Клуба коллекционеров, для DK.RU.

От «Снов Сибири» до «Танца тысячи птиц»: чего ждать Красноярску в новом культурном сезоне

Министр культуры, арт-директор «Пушки+» и автор культурных проектов делятся с «Деловым кварталом», какие события нового культурного сезона уже стали их фаворитами и обязательны к посещению.

Олег Рыбкин: Театр продолжает искать новые формы

Премьеры юбилейного сезона, эксперименты на новых сценах и потребность города в альтернативных театральных проектах — в интервью Олега Рыбкина, главного режиссера театра Пушкина, «Деловому кварталу».

Парад премьер: в Красноярском театре оперы и балета рассказали о планах на новый сезон

«Норма» с Альбиной Шагимуратовой, премьеры «Спартака» и «Севильского цирюльника», восстановление «Дон Кихота» и «Садко», юбилейные вечера: какие события нельзя пропустить в новом сезоне?

Красноярская художница Наташа Шалина поборется за место на «Музейном Олимпе»

В финале Всероссийского конкурса «Музейный Олимп — 2024» 23 проекта от музеев России соревнуются за победу в пяти номинациях, а четыре музея претендуют на звание «Музей России».

Евгений Стодушный перешел на работу в Мариинский театр

Бывший директор краевой филармонии Евгений Стодушный в соцсетях рассказал о своем новом месте работы.

У Красноярского духового оркестра появился новый худрук

Красноярский духовой оркестр открывает 32 творческий сезон с новым художественным руководителем.

В прокат вышел фильм «Вера», режиссером которого стала бывшая красноярка

В прокат вышел фильм «Вера» по мотивам знаменитой повести Галины Щербаковой «Вам и не снилось». Режиссером фильма стала Ира Волкова, бывшая красноярка и выпускница КГУ.