— Раньше я писала за деньги, теперь читаю за деньги, — говорит Дина Воробьева о своем бизнесе. Более десяти лет директор информационно-аналитического агентства «Енисей» живет в потоке новостей.
Все умрут, а ЖКХ останется
Откуда берутся инфоповоды? Почему тема, о которой не вспоминали еще пять лет назад, вдруг овладевает умами? Дина Воробьева, называет информационный всплеск «коллективным бессознательным» и считает, что искусственно создать его на пустом месте невозможно.
— Какие темы, по данным вашей аналитической системы, являются самыми «весомыми»?
— Есть темы сезонные, которые повторяются каждый год — это дорожные работы, например, сейчас в Красноярске они на пике, к осени показатели упадут. Есть ситуативные — реакция на какие-то либо события, как правило, негативные. Например, в мае это были пожары в Канске, а и июне — обманутые дольщики.
Есть вневременные темы. Последние два года в этой категории безусловным лидером является экология. Она набирает значимость, начиная с января 2016 года, когда тема резко хайпанула.
— А ЖКХ?
— Это вечная «сезонная» тема, никогда не уйдет из топа. Есть в ней постоянные подъемы, вроде отключения горячей воды, есть процессы трансформаций.
— Что именно меняется в границах великого и ужасного ЖКХ?
— Я могу говорить только о тех трансформациях, которые мы фиксируем через анализ медиапространства. За последние три года показатели по функции «благоустройства» выросли более чем в два раза. Новостийные потоки отражают, что в этом направлении в Красноярске идет активная работа.
То есть в целом в городе стало лучше, и этот процесс фиксируется СМИ. Но если мы от городской инфраструктуры перемещаемся на уровень ЖКХ конкретного дома или берем общую болезненную тему роста тарифов, это всегда будут минусовые показатели.
— Какие вечные темы сошли на нет в последние пять лет?
— Дефицит мест в детских садах. Тема была в умах как наиболее проблемная в городе начиная с 2008 года. Сегодня ее в потоке просто нет. Кстати, уходила она долго. В 2013-2015 годах в эксплуатацию было сдано довольно много новых детских садов, приняли решение о компенсации мест в частных детских садах, тем не менее, люди выходили на одиночные пикеты, и через личные истории тема продолжала еще каком-то время жить в информационном пространстве.
— Вернемся к экологии. Можно ли говорить о том, что анализ информационного поля показывает, что эта тема больше остальных волнует красноярцев?
— По количеству упоминаний во время кампании 2016 года тема сопоставима с аварией на СШГЭС. Ранее никто не догонял плотину.
— На СШГЭС умерли люди, много людей. А еще был ужас затопления Красноярска. Да, периодически над Красноярском смог, но жизнь-то течет как обычно. Откуда эффект разорвавшейся бомбы?
— У меня есть собственная теория на этот счет. Вспомни конец 2015 года. Рост доллара, санкции, люди покупают гречку, телевизоры, квартиры — кто что может. Все ждут социально-экономического взрыва. У нас три месяца шкалили темы «рост цен на продовольственные товары» и «рост цен на лекарства». Но, по большому счету, ничего не произошло.
Между тем, ожидание катастрофы достигло критической массы и должно было во что-то выплеснуться. Объявляется режим НМУ. Довольно неприятное событие само по себе. У нас же оно масштабируется до катастрофы, благодаря ожиданию конца, накопленному коллективным бессознательным.
— Тем не менее, режим НМУ был объявлен на три(!) недели.
— Красноярск всегда был экологически неблагоприятным городом. КрАЗ работал, котельные дымили… Насколько я знаю, увеличение количества дней НМУ связано с более тщательными замерами. Датчиков стало больше. А дальше тему подхватили все, кто только смог до нее дотянуться. Экологию стали подавать через здоровье, раннюю смертность, детскую онкологию. Экология плотно вошла в политическую риторику.
— То есть тему все-таки раскачали искусственно?
— Тему раскачали, потому что она с самого начала выстрелила из глубин коллективного бессознательного. Я не верю в конспирологические истории о том, как кто-то очень умный, хитрый и влиятельный раздул информационный пожар на пустом месте. Так не случается в реальной жизни.
СМИ готовятся к пенсии
Сотрудники информационно-аналитического агентства «Енисей» смотрят, слушают и читают практически все СМИ Красноярского края, включая районные газеты. Через них проходят сотни тысяч информационных сообщений. Мониторщики уверены, что в Красноярске есть что освещать. А вот где, на какой площадке это делать, уже не важно.
— Как меняется линейка игроков на рынке СМИ?
— У нас всех много. Одни СМИ появляются, другие исчезают, но, по большому счету, эта ротация ни на что уже не влияет и никому, кроме самих смишников, неинтересна. Люди сегодня не выбирают площадку, а выбирают информацию. Им все равно, телеканал это, радио, сайт, сайт газеты или журнала.
Многие активные потребители информации получают продукт через одно окно — соцмедиа. Это могут быть паблики Вконтакте, лента Фейсбука, Телеграм… Неважно. Соцсети мы складываем как башню из кубиков. Рядом с информационным сайтом в нашей ленте легко существует развлекательный контент, что-то совершенно нелепое и смешное, и снова обновляется страница делового издания. Знакомая картина? И никакого дискомфорта. Никаких чужих форматов издания.
— В твоей картине мира СМИ исчезнут?
— В том виде, в котором они существуют сейчас, возможно. Но производства информационного контента останутся. Более того, люди, умеющие работать с информацией — производить, анализировать, модерировать, будут все более востребованными. Таков мой прогноз.
— Уф, успокоила, голодная смерть отступила. Смех смехом, но, когда один мой френд из Фейсбука написал, что скоро для журналистов не будет иной работы, кроме как делать подписи к фоткам телочек из Инстаграма, я призадумалась.
— Может быть, и придется. Но ведь мы будем делать это намного лучше других и укладывать в несколько фраз целые коммуникационные вселенные.
— Я потренируюсь на досуге.
— На самом деле, до смерти традиционных СМИ в том формате, в котором они живут сегодня, еще очень далеко. Рьяные адепты соцмедиа вангуют, что интернет-агентства умрут, а в некоторые уголки Красноярского края так и не пришел интернет в принципе. Вернее, он физически присутствует, но информацию люди продолжают получать из районных газет. Причем не только глубокие пенсионеры, но и так называемый деревенский средний класс, для которого «районка» — местный таблоид.
— Феномен, но не тренд. Отсюда вопрос: вы уже начали мониторить соцсети?
— Конечно, начали.
— Продукт востребован?
— Не так, как мониторинг СМИ. Ряд крупных компаний считает, что в силу особенностей по соцсетям сложно складывать адекватную картину происходящего.
— Почему?
— Мониторить соцсети нужно, но анализировать невозможно. СМИ играют по правилам. И это не только запрет на ненормативную лексику или необходимость фактчекинга, но и более глубинные вещи. СМИ идут от инфоповода, от «что случилось», соцсети от «что случилось со мной» или «что затронуло лично меня». Безусловно, в СМИ тоже работает правило: «самое интересное — это чужая смерть, чужой кошелек и чужая постель». Но все-таки корреспондент рассказывает про чужие кошельки. А в соцсетях про свои. Отсюда совсем другая эмоциональная окраска.
Часто ли ты встречаешь в соцсетях посты о том, что в городе случилось некое позитивное событие, или о том, что с конкретным человеком случилось что-то хорошее? Крайне редко. Если несколько лет назад соцсети были неким междусобойчиком, то теперь это канал для слива. Поэтому мониторинг СМИ достаточно точно может совпадать с социологией по доминирующим темам, а соцсети могут кардинально различаться.
— Назови несколько ярких примеров, когда сети захлебывались какой-то темой, а в СМИ она затрагивалась лишь слегка и в социологии тоже не отражалась?
— Конфликт между депутатом горсовета Константином Сенченко и президентом Чечни Рамзаном Кадыровым. Тема достаточно мощно прошла в федеральных СМИ и взволновала ленту Фейсбука, но не стала топовой на уровне региона. Еще один пример — строительство храма на Стрелке. В основном, тема живет в соцсетях и прокачивается одним-двумя СМИ. Коллективное бессознательное к храму равнодушно.
— Слушай, а у меня есть ощущение, что СМИ очень часто ловят инфоповоды именно в соцсетях.
— Конечно, потому что соцсети сегодня — аналог виртуального базара. А куда ходят за слухами, сплетнями? На базар. Только СМИ все равно не берут все подряд, идет отсев. А затем фактчекинг, развитие темы.
— Ну, в идеале так, конечно. А кто из депутатов горсовета и ЗС чаще всего сливал в соцсетях темы, которые впоследствии становились сюжетами в СМИ.
— В ЗС — это Александр Глисков, в горсовете — Владимир Владимиров. После того как Владимиров выложил видео своего неудачного катания с горки на острове Татышев, об этом рассказали и написали чуть ли не все СМИ Красноярска.
Наш эксклюзив мы делаем «ручками»
В последние время все чаще говорят о цифровизации, робототехнике, искусственном интеллекте. На первый взгляд, мониторинг — довольно монотонная работа — попадает в список производств и услуг, где человека заменит программа. Однако Дина Воробьева считает, что это не случится.
— Как произошло, что из журналистики ты переместилась в мониторинг?
— В 2006 году мне поступило предложение из Томска. У нашего проекта три учредителя, и двое из них — в Томске. Мне эта тема показалась новой, интересной, и я решила попробовать. С тех пор прошло 11 лет. И я считаю, что мы лучшие на региональных рынках.
Конечно, если сравнивать с федеральными гигантами, вроде «Медиалогии», мы просто небольшое информационно-аналитическое агентство. Но сравнивать и не нужно. У нас нет таких технологических мощностей, но у нас и нет столько информации и стольких заказчиков.
— Сколько человек работает в «Енисее»?
— Десять человек в штате и еще несколько на аутсорсе под особые клиентские пакеты. Рабочий день у нас начинается в 11 утра, в это время приходит один специалист и начинает мониторить радио. Затем подтягивается еще пара сотрудников для мониторинга интернета. И основная часть приходит после обеда, чтобы анализировать весь поток. Рабочий день завершается за полночь.
— Кто стал первым клиентом ИА «Енисей»?
— Законодательное собрание Красноярского края. Затем правительство края. Вообще объем клиентов мы набрали за пару лет, и с тех пор этот список не сильно видоизменился. Такова региональная специфика. Новых игроков на рынках немного.
— А как же тогда развиваться, куда двигаться?
— Во-первых, мы постоянно совершенствуем свои услуги. На рынке мониторинга зевать нельзя. Требования клиентов становятся все более изощренными. Во-вторых, мы осторожно, но все-таки посматриваем в сторону франшизы. Несколько предложений к нам поступало. Пока это был скорее интерес, нежели серьезное намерение. Тем не менее, мы видим это направление как потенциально перспективное.
— Сколько стоят ваши услуги? Условные пакеты «дисконт» и «премиум». И каков годовой оборот компании?
— Самый базовый мониторинг для тех, кто просто хочет быть в курсе новостей, без анализа, без поиска, без спецразделов, стоит от 10 тысяч в месяц. Сложный пакет под индивидуальные особенности компании может превышать 100 тысяч. Годовой оборот — 8-12 млн рублей. Основные расходы — зарплаты, информационная безопасность, техника. В самом начале мы потратились на сервер, который стоит как автомобиль.
— Чисто гипотетически. Можно ли заменить часть сотрудников агентства программой? Сейчас у вас работает 10 человек, а останется два, например.
— Нет, это невозможно. Сейчас создаются мониторинговые программы, однако они близко не приближаются к тому продукту, который «готовим» мы. С помощью «робота» можно отследить размещение пресс-релизов. Но это такой минимум, который мало кому сегодня нужен.
Наш мониторинг делается «ручками», и в этом его конкурентное преимущество. Мы не продаем информацию, но продаем удобную, эффективную упаковку, продаем свою программу (эксклюзивная программа стоила более 1 млн руб. — Ред), с помощью которой клиент может самостоятельно работать с информацией. Мы продаем модерацию. Просто слепленный поток новостей с упоминанием компании или персоналий нечитаем и требует дополнительной работы. Это руда, а не готовое изделие.
— Ты постоянно находишься в информационном потоке. Возникает желание полностью отключиться и устроить информационный детокс?
— Иногда я себе устраиваю разгрузочные дни. Например, у меня был опыт не просто отключения всех гаджетов, но и молчания в течение трех дней.
— Да ладно! Расскажи, как ты на это решилась и вытерпела.
— На самом деле я опасалась, что не смогу, потому что вербальный канал для меня основной в общении с миром. Но все прошло легче, чем я думала. Это очень хорошая практика, которая помогает достичь высокого уровня контакта с телом, очистить голову от всего ненужного. Ты никого не слушаешь, даже себя, избавлен от сотни мелких коммуникаций. Полезная штука. А на каждый день у меня есть йога. Она помогает очищаться от налипшей ненужной информации.
— Напоследок. У тебя бывает идиосинкразия между информационным потоком и реальностью?
— Лишь в ту сторону, что в настоящей жизни все не так уж и плохо. Вот, например, помнишь, когда санкции объявили. Мы с подругой как раз сходили в винную школу к Максиму Букасову, научились подбирать сыр к вину, есть голубой сыр с медом. А тут такой удар по прилавкам. Доллар растет, цены растут, рубль падает, все нестабильно, война на Донбассе, еще и сыры запретили. Беда бедой.
Решила сделать выборку на тему «Санкции в зеркале красноярским СМИ», пересмотрела потоком кучу сюжетов. А там никакой истерики. Никакого конца света. Наоборот, прогнозируют рост сельского хозяйства. И так я расслабилась, успокоилась.
— Но это всего лишь СМИ. Нереальный мир.
— Не уверена.